Вдох. Выдох. Снова вдох. Это бы третий подъем на лебедках. Шерсть отходит пластами, пена у рта. Судороги. И абсолютно человеческие, живые карие глаза. Она понимает, что умирает. И, будучи высокопородной, преданной человеку, настоящей спортсменкой, она все еще пытается найти силы, чтобы встать.
Она не встанет. Она умрет спустя два часа. После двух недель жизни на подвесах. После двух лет легкой и беззаботной жизни в нашем шелтере, среди друзей, зеленых полей и спокойной легкой работы с детьми с ограниченными возможностями здоровья. После 10 лет спортивных нагрузок и стартов, на которых от нее требовалось пройти конкурные препятствия любой ценой, поэтому, когда она не могла преодолеть дилетантски выстроенный местечковыми «курс-дизайнерами» конкурный маршрут из-за ошибок в расчете дистанции между препятствиями, она просто брала их грудью, но с пути свернуть ей не позволяла ее порода и выучка. После чудовищных попыток местных «разведенцев» получить от нее породное потомство любой ценой, на память от чего ей осталось два сломанных одним особо ретивым «поклонником» ребра при организации случки деревенским способом. После отказа от нее последней владелицей и продажи нам по мясной цене, за одну десятую ее реальной стоимости.
Она умрет, и мы начнем вскрытие. Для современных поколений владельцев животных вскрытие представляется неким кощунством, нарушает «феечковость» и «эльфовость» так называемой любви к животным. В своей голове они хотят оставить картинку лошадки, скачущей по радуге на изумрудные луга. Отказ признать то, что лошадь это – кровь, плоть, боль и слезы (а лошади плачут, когда им больно, потому что физиологически не могут кричать) равносилен отказу признать, что лошадь – такое же живое существо со своими потребностями, слабостями, усталостью, изношенностью и смертью.
Для нас вскрытие – возможность понять и объяснить происходившее с животным и сделать практический вклад в возможную помощь другим. Но, чаще всего, помощь таким животным может быть только паллиативной. Вскрытие русской верховой кобылы Беатриче, дочери знаменитого русского верхового жеребца Барина и тракененской Червы, покажет нам уже диагностированную причину смерти: изношенное долгими нерациональными нагрузками сердце. Растянутый и тоненький как тряпочка перикард еще два года позволял кобыле жить, двигаться, наслаждаться солнечным теплом, но она уже медленно умирала. Нам выпала честь до конца сопровождать лошадь такого высокого происхождения, не прося от нее ничего, просто помогая ей потому, что она есть. Была.
Через наш шелтер прошло несколько таких и других лошадей. Все они получили достойное, насколько мы могли себе это позволить, доживание. Просто когда-то мы, бывшие конники-спортсмены, несколько ветеринаров, любители конных прогулок и туризма вне целей получения коммерческой прибыли, пришли к общему постулату: мы любим лошадь под собой, а не себя на лошади.